Тавтограмма

Тавтограмма — (от греч. tauto — то же самое и gramma — запись) текст, в котором строки или слова начинаются одной и той же буквы. Помните, как четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж чрезвычайно чисто? Вот это и есть типичный пример тавтограммы.

Чаще всего с их помощью пишутся стихи, по большей части шутливые, но это могут быть и любые другие тексты, отвечающие этому правилу. На сайте «Русские рифмы» регулярно проводятся конкурсы тавтограмм, но еще задолго до этого тавтограммы использовали известные отечественные поэты или просто безымянные авторы :

Мой милый маг, моя Мария, — Мечтам мерцающмий маяк. Мятежны марева морские, Мой милый маг, моя Мария, — Молчаньем манит мутный мрак… Мне метит мели мировые Мой милый маг, моя Мария, Мечтам мерцающмий маяк!

В.Брюсов

Павел Петрович пошёл погулять, Поймал перепёлку, пошёл продавать, Просил полтинник — Получил подзатыльник.

А вот фраза «Однажды отец Онуфрий, отслужив обедню, отправившись осматривать окрестности Онежского озера, обнаружил обнаженную Ольгу.— Отдайся, Ольга, озолочу!», — подвигла нижегородца Николая Культяпова на создание целой книги, в которой все слова начинаются на букву «О». Он решил продолжить эту историю, созданную анонимным автором, и спустя пять месяцев на свет появился «Ольгин остров»:

«Отец Онуфрия, Осип Остромирович Ордынский, очно окончил Оксфорд. Оставаться отдаленно от Отечества он однозначно отказался, отправившись обратно. Одержимый Ордынский объявил об обследовании отдельных округов, областей, обширных окраин. Оным образом он обещал отблагодарить организаторов, отправивших одаренного отпрыска обучаться, обрести отсутствующий опыт обследований…»

Читать «Ольгин остров»

Это произведение было занесено в «Книгу рекордов Гиннесса» и в Российскую книгу достижений, рекордов и чудес «Диво». В «Острове» содержится 17 тысяч слов, начинающихся на букву «О». Николаю так понравился новый вид творчества, что он написал еще и роман»Приключения пехотинца Павла Петрова», где слов на порядок больше — 86 тысяч!

«Я намереваюсь послать свою книгу, которая только что вышла, президенту нашей страны. С тем, чтобы он почитал, подивился возможностям нашего русского языка». Николай Культяпов

Эдмунд Винсент Райт, автор романа «Гэдсби», решил пойти по другому пути, а именно — не использовать самую распространенную букву в английском алфавите и свой роман написал без единой буквы «е». Придумывать сюжет для рассказа, а тем более повести или романа, имея в наличии ограниченное количество слов, занятие достаточно интересное, но очень трудоемкое и под силу не каждому. Хотя, если немного упростить правила и разрешить использовать союзы, предлоги, междометия на другую букву, то дела могут пойти намного веселее. Вот такой пример:

ТАВТОГРАММЫ: от А до Я

Амбициозный, алчный альфонс Аурелиус в аляповатом архалуке амурничал с аббатисой Аполинарией у аналоя. Аббат Амвросий аж ахнул: – Адюльтер? Аспиды! Антихристы! – и аллюром в адвокатуру.

Адвокат Будимир Бонифатиевич Брюхошеев – болтун, богохульник и бонвиван, был с большого бодуна, болтаясь по бунгало, балясничал и балагурил: – Бракованный брак? Э, батенька, баловал благоверную-то? Банкеты, балы, бары-растабары, богема, бенефисы, бомонды… А бог? Безмолствуешь? – Без бога бабы-бесы, — бормотал бедолага, — безмозглые, без зазрения совести блудуют, безобразничают, бога больше не боятся! – А ты бусурману-бесстыднику бердыш в бок! Или бери берданку на бедро и… А барыне по балде башмаком, быстро бросит беспутничать! – Боже упаси! Будь что будет! – Эх ты, бонза!.. Бледненький болезненный богослов, боготворивший свою беспутную бабу, бочком-бочком от Будимира и по буеракам в богадельню на богомолье. Там брал бревиарий, божился у божнички и больно бился башкой о бревна. – А мой бог – Бахус, — брякнул беспечно бонвиван, бросая в баул бумажник и баклажку с бренди. Он быстренько бабахнул бочоночек браги и бегом по бульвару к бабам в бордель. В баре бросил бесцеремонно: – Барышня! Бланманже, буженину, бриош, бле-де-овернь, бергамот и бутыль благородного бургунского! Брандахлыст брать не будем! В будуар – быстро! – Бу-сделано, – буркнула барышня. В будуаре бесшабашный Будимир бражничал, бузил, бренчал на балалайке, бойко барабанил на барабане «Барыню»… – Благодать, – бубнил бабник, – буду бить баклуши, бездельничать и блаженствовать, а в будни брошу все, на баркас и в Броккен.

И брякнулся на боковую. В Броккен в это время встречать вальпургиеву весну валом валили ведуны и волхвы, вакханки, валькирии, ведьмы, вереницы воров, вандалов и волюнтаристов. Впереди всех важно вышагивал вольяжный и высокомерный валютчик Варсоноф в обнимку с вертлявенькой вертихвосткой Виолеттой из варьете, а взади волочился взмыленный и взлохмаченный варнак в ватнике и веригах. Вся ватага ввалилась в вертеп, вытащили виски, водку, вермут, виноградное вино и всё выпили. Ваганты вволокли в вигвам валторны, виолончели, взяли волынки и все вволю вопили вирши и всякие вилланеллы. Вихрем на венике влетела ведьма в велюровом вицмундире и в валенках, а вслед верхом на верблюде с визгом и воем въехали взъерошенные вурдалаки. – Виват, вампиры! — верещала вертихвостка, вальсируя вокруг видавшего виды вазона с высушенными васильками. Возле выделывал вензеля уже веселенький Варсоноф, с вожделением вглядываясь в вислозадую, всю в веснушках весталку, вдохновенно выводившую: «Весну встречаем, весну…». – Восхитительно! Великолепно! – в восторге вопили все, веселясь весь воскресный вечер. – Не ведают, выродки, – ворчала вещунья Вильгельмина, выискивая в волосах вошек, – не ведают всего… А ведь это – валтасаров пир.

И вприпрыжку выскочив из вигвама, вбежала на висячий виадук. Где-то за горизонтом громыхнул гром. – А ну, геть галопом, греховодники! – грозно гаркнула гадалка на голозадых геев, гарцевавших у гарема на гнедых. Говорила гневно: – На галеры б, вас, гаденышей. Годовалый гномик с гармошкой был гурманом, но с голодухи грыз галетки и глазел, как голубые с гиком и гоготом гонялись за гейшами и гетерами. Те голосили во всю глотку. У гавани гоголем гулял Гурий — гипотоник в гипсе и с герлыгой, который глядя на городового, гундосил про грязь и говно в гальюнах на гандолах. – Глохни, гнида, — городовой не гнушался говорить гадости и глумиться над голодранцами. –Ты, гегемон… Че гавкаешь? И грохнул гипотоника гарпуном по голове. Голова гулко гудела. Гипотоник грустил и гас на глазах. Гейши и гетеры гнали городового от Гурия, гладили его по горячей головке и гулили: – Горюшко ты горькое…

…Дородный дворник Дормидонт дрых в дворецкой.